Иммерсивный театр подразумевает погружение зрителя в сюжет, когда ты полноправный участник происходящего. «В ожидании Годо» идеально подходит под эту концепцию, потому что это возможность использовать разные локации, которые никак не взаимосвязаны между собой. Это шанс показать истории и сцены, которые никак не пересекаются. Это задумка «в лоб», но продуманная и завлекательная.

Зрителя погружают в атмосферу безысходности, грусти, бессмысленности. Мы перемещаемся от одной истории к другой, пытаемся уловить связь, которой не будет. Как Эстрагон не может вспомнить Поццо и Лаки на следующий день после встречи, так и сюжеты спектакля словно не помнят друг друга.

Мы в кабинете крупной компании, которая выбрала для жертвоприношения своего работника. Он не собирается умирать, и разговор, изначально приветливый, перерастает в скандал. В итоге герою ясно дадут понять, что такой как он никому не нужен, и парень сделает то, о чем его просят. Конец сюжета.

Вот израильские девушки, которые мечтают попасть на брачный пир. В ожидании жениха они обсуждают личную жизнь, используя при этом некоторые неприличные подробности сексуальной жизни. После же радостно встают в очередь, высматривая избранника. У каждой в руке керамический сосуд с маслом, чтобы жених смог зажечь свечу, но у одной, к сожалению, масло пролилось. Она (Юлия Шабайкина) умоляет подруг поделиться маслом, но те отказывают. Девушка приходит в ярость, оскорбляет красавиц, но все равно становится в конец очереди. В этой истории никому не повезет. Выясняется, что жених не придет. Конец сюжета.

А вот и неудачный стендап. Герой (Андрей Мишустин) начинал весело, с намеком на смешной финал, но потом, видимо, негативные мысли поглотили его, и он пустился в проповедь о страхе и ничтожности жизни. В итоге захотелось не смеяться, а плакать. Тут возникает чувство, что так и было задумано.

Запомнилась финальная зарисовка про старика-отца (Владимир Казанцев), который несамостоятелен, носит подгузники и чувствует себя неловко от того, что дочери приходится за ним ухаживать. Однако он гордый мужчина и старается держаться как можно увереннее. Он не нужен никому, кроме дочки (Карина Мулева), хоть та и причитает: «Когда же это закончится». Внук с невесткой хотят упечь дедушку куда-нибудь подальше и получить квартиру. Мать мигом ставит тех на место. Когда отец умирает, когда время ее ожидания истекло, та падает, рыдая, на пол. Конец сюжета.

Это были самые сильные сцены спектакля. Если у Беккета герои произносят слова, лишенные смысла, то в новосибирской постановке истории, наоборот, как будто написаны для тебя и про тебя.

Антипов и Забегин также, как и у Беккета вводят в спектакль ненормативную лексику, отсылки к Библии и диалоги, наполненные фарсом. Однако если в «В ожидании Годо» обсценная лексика не режет слух и кажется уместной, то в спектакле «Время ожидания истекло» в какой-то момент не понимаешь зачем нужно постоянно материться.

Создатели спектакля использовали разные локации «Подземки»: бар, танцпол, коридор или просто открытые пространства.

Атмосферу грусти и абсурдности создали музыканты: баян, скрипка, виолончель и фортепиано = рецепт твоего тревожно колотящегося сердца. Аудио-сопровождение в исполнении заслуженного артиста России Владимира Лемешонка, который каждый раз напоминал зрителям, что время ожидания истекло, только усиливало это ощущение.

В итоге об этом говорили и все герои спектакля, они собрались вместе в финале постановки и выкрикивая странные фразы, которые лишены логики, заключали, что время ожидания истекло. В этот момент чувствуешь себя Эстрагоном, который пытается разобраться в словах Владимира, но ничего не получается. Может нас тоже хотели сделать таким образом героем спектакля — неизвестно.

В пьесе герои ждали Годо, но тот так и не пришел, в спектакле, наоборот, время ожидания уже истекло. Это жизнь после ожидания или же это время, когда уже бессмысленно чего-то ждать.

Ответа запросто не подобрать, поскольку и мысль и композиция разваливаются: одни сюжеты такие, следующие совсем другие.

Игра Владимира Казанцева запомнилась больше всего. Его герои как будто настоящие люди, которых попросили сыграть в спектакле, и они чувствуют себя неловко от того, что придется показывать всем собственную жизнь. Также Казанцев выступил рассказчиком одного сюжета. У него так получилось воссоздать атмосферу рассказа так, что эта история точно происходила где-то на самом деле и ты был ее участником. За актером хотелось наблюдать постоянно.

Однако чувство, что иммерсивности не хватило. Зрители ходили от локации к локации, но эффекта присутствия и погружения не было. Мы были сторонними наблюдателями.