В Театре на Таганке показали премьеру венского хореографа Андрея Кайдановского. «Басня. Теория идеального наблюдателя» переписывает тексты Крылова и Лафонтена языком немецкого танцтеатра, по-доброму иронизируя и над моралью, и над человеческими слабостями. Поставленный в один ряд с предыдущей премьерой Таганки, «Беги, Алиса, беги» Максима Диденко, спектакль Кайдановского выявляет возможный вектор развития возрождающегося театра.



За семь лет, прошедших со скандальной отставки Юрия Любимова, Театр на Таганке так и не смог занять какую-то определенную позицию в театральном контексте Москвы. Первая попытка была сделана в сезоне 2013-2014, когда Сергей Капков на год передал художественное руководство Таганкой команде самых ярких интеллектуалов от театра. Дмитрий Волкострелов, Семен Александровский, Ксения Перетрухина, Андрей Стадников и другие в год юбилея Любимова придумали серию тонких проектов по упаковке архивного материала в максимально авангардную форму. Труппе не понравилось. Труппа испугалась, что театр превратится в сборище «белоленточников-либералов», но убедительной альтернативы не предложила.

В таком полуподвешенном состоянии Таганка находилась до 2015 года, когда директором была назначена Ирина Апексимова. Гораздо менее радикальная, она зашла со стороны не интеллектуального искусства, но массового контента высокого качества. В прошлом году — снова под юбилей, на этот раз Владимира Высоцкого — премьеру на Таганке выпустил один из самых востребованных современных режиссёров Максим Диденко. Привычно полупустые залы наконец-то сменились аншлагом.

Решение показать вторую громкую премьеру в общегородскую Ночь театров, когда вход на спектакли должен быть свободным, тоже хочется рассматривать как акцию по привлечению зрителей. Причем всесторонне продуманную. Театральный истеблишмент пришёл оценить работу солиста Венской оперы и одного из самых успешных молодых хореографов в немецкоязычном пространстве. Для федеральных СМИ инфоповодом оказалась биография режиссёра — его отец Александр Кайдановский сыграл главную роль в легендарном «Сталкере» Тарковского. Добавляем к этому сотрудничество с самым читаемым театральным блогером Виктором Вилисовым, которому были поручены информационное освещение события и перформативное оформление фойе, — получаем приток молодой публики и максимальный охват аудитории в сумме.

Пока федеральные издания будут рассказывать о премьере, вспоминая про Кайдановского-старшего и многократные попытки его сына доучиться в разных балетных школах от Москвы до Штутгарта, есть смысл поискать содержательные параллели ко вполне себе зрелому художественному языку хореографа. Среди них по понятным причинам не обнаружится русских имён — зато органичность, с которой Кайдановский впитывает эстетику Пины Бауш и энергетику Герберта Фритча, для российской сцены кажется поразительной.

«Басня. Теория идеального наблюдателя» действительно во многом базируется на танцтеатре Бауш, в котором основным предметом интереса оказывалось повседневное, бытовое движение, а танец уравнивался в правах с речью или пением. Нарратив повседневности Кайдановский протаскивает и в свои балетные работы, а на территории современного танца вообще делает центральным. Его единственная российская постановка, двадцатиминутный «Чай или кофе?» на сцене МАМТа, представляет собой танцевальный комментарий к довольно обыденной ситуации — влюбленная пара знакомится с родителями. В «Басне» тоже много подобных бытовых сюжетов, представленных то в танце, то в драматической игре, но их фигуральность постоянно нарушается — имя Карл превращается в воронье «кар», любовная сцена в ванне оборачивается басней о лебеде, раке и щуке, в прологе вообще можно наблюдать пчёл, танцующих тверк. Пока басни рассказывают о людских пороках, ради характерности и условности наделяя ими животных, Кайдановский предъявляет животную природу вполне себе сложно устроенных людей.

Можно было бы ожидать, что обнажение звериного в свою очередь превратится в мораль, в строгое высказывание об истинной природе человека. Но насквозь театральный, игровой характер «Басни» снимает возможность такого прочтения — здесь актёры с большим удовольствием играют в животных, сохраняя по отношению к ним абсолютно человеческую дистанцию. Подобный режим актерского существования и заставляет вспомнить о Герберте Фритче, которого сам Кайдановский называет любимым из европейских режиссёров. Бывший актёр труппы Франка Касторфа, он недавно начал ставить спектакли (видеозапись одного из них показывали на прошлогоднем NET'е), субстанция которых — как раз актёрский драйв и радость от игры. У Кайдановского энергии поменьше — центральная и самая мощная сцена спектакля вообще изображает умирающего льва на подламывающихся ногах, — но суть близкая: в российском контексте театральность часто понимают как предельную степень надрыва и растворения в роли, Кайдановский вслед за европейскими режиссерами экспонирует игровую дистанцию. А местами и откровенно иронизирует над театром — например, в одном из самых комичных эпизодов медленно опуская занавес до самого пола и обнажая верхнюю сценическую машинерию.

Когда слово «дистанция» звучит в тексте о Театре на Таганке, хочется вспомнить Брехта, который требовал от актёра выражать своё гражданское отношение к разыгрываемому персонажу. Такая параллель к «Басне» не будет удачной — политический месседж здесь отсутствует. В этом можно увидеть своеобразную честность: Кайдановский живёт в Вене, ставит в Европе, знанием российского контекста если и обладает — то поверхностным. Впрочем, в разговор об экзистенциальных максимах это европейское сознание всё равно проникает — в виде не высказывания, но установки: в спектакле на равных участвует актриса в инвалидном кресле, и в одной из сцен её инвалидность комически обыгрывается — характерная черта для уже успевшего стать инклюзивным общества, в России пока кажущаяся подрывной. Можно, правда, заметить, что это самое европейское сознание вполне себе подвержено стереотипам: в спектакле эксплуатируются и, кажется, не подвергаются сомнениям самые что ни на есть конвенциональные представления о соблазнительной женственности и крепкой мужественности.

Но главным политическим эффектом — не месседжем, именно эффектом — «Басни» стоит рассматривать ещё один шаг к появлению в России массового театрального искусства, за которое не стыдно. Это достаточно удивительно: современный танец традиционно считается одним из самых сложных для понимания жанров, близким к академичности, часто оперирующим сложными философскими концептами. Кайдановский ставит спектакль, который будет натурально понятен даже ребёнку, но делает это не от беспомощности. Хотя большинство сцен в спектакле построены по принципу гэгов и довольно просты в исполнении, некоторые — на таком фоне они смотрятся предельно ярко — доказывают хореографическую мощь Кайдановского. Особенно если не забывать о том, что играют у него не танцовщики, а драматические актёры из труппы Таганки.

Когда пытаешься указать на российских режиссёров, которые так же сочетают техническую стильность и массовую понятность, первым вспоминается Максим Диденко. Возможно, это изначально всего лишь совпадение, но ниша высококлассного и современного коммерческого театра пока почти пустует — почему бы новой Таганке не занять именно её?