Последние несколько лет особое внимание уделяется работам молодых режиссеров, поскольку именно им предстоит отвечать за дальнейшее развитие театра. Полтора года назад вышла книга «Без цензуры: Молодая театральная режиссура XXI века», но список имен, достойных упоминания, уже можно продолжить. Никита Бетехтин, выпускник ГИТИСа (мастерская Леонида Хейфеца), магистрант школы-студии МХАТ (руководитель Виктор Рыжаков), сегодня один из наиболее заметных молодых режиссеров. В этом сезоне в афише Кемеровского областного театра драмы появился его спектакль «Летние осы кусают нас даже в ноябре» по пьесе Ивана Вырыпаева.



На все полтора часа, пока идет спектакль, зрительный зал замирает в тишине. Воздух наэлектризован. Фонари, с треском мигающие на сцене, создают напряжение. Зрители сосредоточенно следят за развитием детективного сюжета, в котором три героя никак не могут решить простейшую задачу. Роберт настойчиво пытается выяснить у своей жены Сарры и друга Дональда, у кого в прошлый понедельник гостил его брат Маркус, ведь он не мог быть в двух местах одновременно. Ответ на этот вопрос зрители так и не узнают, но обнаружат в этой странной беседе персонажей скелеты, спрятанные в шкафу каждого из них.

Может показаться, что спектакль кемеровского театра — всего лишь сценически оформленный текст Вырыпаева, который в лаконичных решениях режиссера остается текстом Вырыпаева. «Летние осы кусают нас даже в ноябре» — вещь в себе, как и многие пьесы драматурга, которые удачно воплощаются в читках, но часто теряют обаяние, превращаясь в спектакли. Предположение, что их невозможно решить концептуально, то есть вторгнуться в авторский замысел и развернуть его режиссерским прочтением, небезосновательно, но в целом подвергается сомнению. Тем более, что у «Летних ос…» уже есть сценическая история: были поставлены спектакли в Мастерской Петра Фоменко в Москве и Большом драматическом театре в Петербурге.

Несколько лет назад в Новосибирске на лаборатории «Герой. 21» по этой же пьесе был показан эскиз режиссера Евгении Весниной, решенный в духе комедии положений. Сарра и Дональд лихо перебрасывались репликами, пытаясь доказать Роберту свою правоту. В этой комичной словесной перепалке вдруг откровением всплывали высказывания персонажей об одиночестве и внутреннем распаде. С тех пор в памяти закрепилось, что текст Вырыпаева смешной и динамичный, но в постановке Никиты Бетехтина он прозвучал совершенно по-другому.

Его спектакль в этом смысле требует внимательного взгляда и неторопливого размышления. Режиссер предложил жесткую форму, выраженную в геометрии движений артистов, их положении на сцене, когда они разговаривают, не глядя друг на друга, а иногда и вовсе развернувшись в противоположную от собеседника сторону. Действие замкнулось вокруг крошечного бассейна метр на метр. Роберт и Дональд расположились на пластиковых шезлонгах. Над ними — китайские фонарики, напоминающие осиные ульи, в разной степени разрушенные. В стороне от мужчин Сарра. Над ней — одинокий горящий фонарь. Отчужденность между героями, воплощенная в сценографии, буквально продублировалась в мизансцене. Пространство вокруг персонажей алогично: слышно, как падают капли дождя — странно в такую погоду проводить время у бассейна. Герои, вроде бы, оказались в месте, где должны расслабиться, но внутреннее они напряжены, потому что пытаются найти выход из лабиринта, из которого нет выхода, решить головоломку, у которой нет решения, из-за чего в раздражении выплескивают реплики о своей неустроенности.

На подошвах их ботинок написаны другие имена. В пьесе Вырыпаева героев, на самом деле, зовут Елена, Марк и Йозеф, но называют они друг друга Саррой, Робертом и Дональдом. Никите Бетехтину это обстоятельство позволило показать оторванность от реальности персонажей, которые, видимо, не понимают, кто они. Самоидентификация возможна только через поиск болевых точек, обозначение проблемных ситуаций. Темп, заданный отстраненной интонацией и размеренным говорением, замедлен. Бетехтин включил в действие «перебивки» (моргание фонарей-ульев, сопровождаемое скрежетанием), которые разделили спектакль так, словно разговор персонажей может внезапно оборваться и так же внезапно продолжиться. Они застряли во временной петле, в какой-то космической капсуле, где бесконечно выясняют свои отношения с миром и пытаются справиться со всепоглощающей энтропией. Если герои пьесы Вырыпаева «Пьяные» безобразно пьяны, то герои «Летних ос…», вычерченные Бетехтиным, истощены от вечного поиска несуществующего смысла. Успокоение для них возможно только в забытьи, в нервном, беспокойном сне. Пока они будут спать, в одиноко висящем улье, в ярком свете сгорит бабочка. Последняя бабочка.