Заход с козырей
Текст: Сергей Конаев
  • /
1
На самом деле, это не колонка от редактора. Чтобы ее сочинить, надо как минимум заказать и скомпоновать тексты по какому-то плану, заданию или скромной сверхидее. Лаборанты пишут, к чему лежит душа, привязываясь или не привязываясь к поводу, в том жанре, в каком захотелось. Лектор ЛТК – это такой эксперт-мемуарист-консультант. Он о чем-то рассказывает, чем-то делится, что-то советует. Но прислушиваться или не прислушиваться – дело самих участников лаборатории. Той редакторской работы, где ловля фактических ошибок и улучшение текстов путем их сокращения вдвое-втрое, может быть много или мало, но это явно не тема для колонки. Даже аранжировать тексты дизайнерски не очень можно: у меня вызывает протест, что на квадратиках нет имен авторов и нельзя придумать иные рубрики, кроме «масочных» («балет» – синий квадратик, «драма» – зеленый, «эксперимент» – красный и т.п.). Все же наша прекрасная верстальщица Арина – волонтер, грех жаловаться, а наоборот, спасибо, что все понятно про событие, читабельно и с фото. Конечно, вчитать смыслы, выделить темы, внести целостность туда, где ей и не обязательно быть – важнейшие таланты критика. Но не редактора-составителя. Редактор должен точно знать – про что и для кого он делает самый крохотный сборник. Нет, для кого – еще понятно: для воображаемого читателя, который интересуется театром и тем, как развивается молодая театральная критика. А про что объяснить можно только задним числом, потому что публикуем мы что дают, не отсеивая и не формируя.
Хотя хотелось бы. Вот с этой командой из 10 (пока) авторов сделать с нуля что-нибудь. В тех же цветных квадратиках онлайн-верстки ЛИМа есть что-то общее с рубашками карт. Переворачиваешь/кликаешь, а там козырь. Или недостающая масть в расклад. Так и авторы в выпуске. Почему бы не придумать с ними оффлайновую минитиражку, где разделы и спецзадания. Назвать эту минитиражку как-нибудь вроде «Тромплёй» или «Формалист». В разделе «Балет vs танец» один и тот же спектакль, предположим Форсайта или Экмана или Беля – разбирался бы тремя ключами: Татой Боевой с позиции теории и истории, Анастасией Глуховой – лексики и формы, а Верой Давтян – музыки. Завести раздел «Стилизация», где Антонина Шевченко будет писать короткие рецензии а ля Павел Марков, Мария Муханова фельетоны с разбором а ля Влас Дорошевич, а Евгений Зайцев – статьи, зеркалящие спектакль в слове а ля критика 1960-х. Заказывать местным авторам что-нибудь академичное, портрет театра или актера, но закрепить за ними столичных трендсеттеров, чтобы Андрей Королев писал про каждый спектакль Константина Богомолова, а Екатерина Макаркина – Бориса Юхананова. Раздел «16 минус и медиа» отдать Юлии Кабаевой, а Екатерине Шевченко предложить колонку «Техника перформера».
Либо, наоборот, все смешать, отправить авторов-лаборантов в один день рандомно, by chance operations, как у Джона Кейджа или как у Дмитрия Волкострелова на московские спектакли, от топовых театров до таких, куда никогда не ступала нога не то что блогера, сочинителя отзывов.
В отечественной традиции критик одновременно еще и историк театра, то есть вечером смотрит живое искусство, а днем сидит в архиве, с режиссерскими экземплярами Мейерхольда или нотациями Степанова. В идеале он собеседник и защитник тех, кто делает искусство, и тех, кто уже его сделал. Тут нету точки, с которой опыт можно считать релевантным. Театральный критик профессионально занят реконструкцией воздушных замков, того, что исчезает, когда спектакль кончился. Без этого никуда не двинешься, поэтому из поколения все повторяют зачин с описанием пространства типа «стол, стул, лампа», чего и участники лаборатории не избежали и едва ли могли избежать. Но эта постоянная тренировка воображения способствует укорачиванию дистанции между пишущим и прошлым, а позиция свидетеля встраивает его в ряды документаторов. Она на самом деле выгодная, потому что идеи устаревают, описания нет, а видео смотреть всей жизни не хватит. Театр – это единственное искусство, где присутствие само по себе наделяет эксклюзивным статусом, а умение точно передать увиденное в слове превращает каждого в особо ценного свидетеля. И вот с этой точки зрения все тексты выпуска историкам пригодятся, потому что из них в итоге видно две вещи: как трактован текст и как, в каком стиле играли.