Чита в последнее время избалована комедиями. Из шести крупных премьер прошлого театрального сезона четыре – комедии, осенью готовится еще одна. Причем все разные: есть детективная, музыкальная, «высокая» мольеровская, где главное – посмеяться над нравами, есть и комедия положений, где главное – столкнуть героев на сцене в самый неожиданный момент. Другое – в комедии Никиты Гриншпуна.

Луч света выхватывает на полутемных кулисах одну картинку за другой – парижане начала прошлого века: скучающая от безделья жена какого-нибудь буржуа, пузатый усач в нелепой шляпе, компания подвыпивших игроков. Все эти персонажи художников-импрессионистов, возможно, никогда не существовали в реальности. Но их русские современники из чеховских рассказов выглядят почти так же и оживают в спектакле – еще более чудаковатые.

Будто фотография, выдвигается, не отрывая стоп от пола, застывшая группа из кулисы: крупный становой, деревенская баба в лаптях, невысокий баянист, тубист в шинели, бородатый сторож в шубе и на корточках. Разворачивается сценка – и обратно, за кулисы, в запасники. Так раз за разом создается из пустоты мимолетный, полный эмоций и впечатлений спектакль. Артисты то и дело обращаются к залу, попеременно рассказывая единую историю незадавшегося расследования. Живые картинки меняются так же быстро и виртуозно, как это происходит в голове, когда вспоминаешь самые яркие детали событий.

Все это озвучивают сами артисты: трое почти не расстаются со своими музыкальными инструментами. Музыка здесь – не фон. Басовитая туба задает ритм, балалайка – тон, а основная мелодия жизни у баяна: паузы, вздохи, звуки печатной машинки и еще целый ряд звуковых образов. Баянисту Павлу Акимкину достается еще бóльшая роль, чем его инструменту – точнее, сразу шесть (почти треть от общего количества).

Аплодисментами встречают зрители сцену расспроса пьяного камердинера Николашки, который еле удерживает равновесие, а вместе с ним приходит в движение всё вокруг. Балансирует на одной ноге, размахивая руками и подаваясь вперед – следователь с помощниками отклоняются назад вместе со столом. Заваливается на пол, почти встает на голову – и все остальные падают вбок – и стол, и три человека за ним (друг на друга), и кажется, что даже некоторые картины на кулисах. Текст уступает свое привычное центральное положение, разделяя его с музыкой и движением.

Этот театр представления – триумф актера. Изобретательный рисунок сцен выверен до мелочей и требует постоянного чувства партнера. Но если вдруг трюк (наигрывая веселую мелодию, запрыгнуть на плечо балалаечника и замереть) не удается с первого раза, замысловатая вязь спектакля, которую артисты плетут на наших глазах, позволяет сделать вторую попытку. И в этой импровизации внутри четкой структуры, кажется, причина столь долгой и успешной жизни спектакля. Он живой. Сыграть на одном стуле (и одном столе) – это о «Шведской спичке».

Ее создатели – одногруппники, выпускники актерского отделения режиссерского факультета курса Олега Кудряшова. Мастер тяготеет не только к театру, но и к музыке, что чувствуется и в учениках. Артисты уже давно не студенты – спектаклю двенадцатый год. Многие успешны в кино, театре, музыке – имена Евгения Ткачука, Романа Шаляпина, Павла Акимкина стали известными. При этом они сумели сохранить чувство сути театра, почти студенческую легкость и умение повалять дурака на сцене к обоюдному удовольствию исполнителей и зрителей. И хотя курс не стал основой нового театра, он неизменно собирается пару раз в месяц на «Шведскую спичку».

Молодым артистам удается соответствовать чеховской яркости и юмору. Со всеми его персонажами – теми, кто непременно «выпимши был», с неверными женами и похищенными любовниками, причитающими: «Мужики, заберите меня отсюда», – с опытными следователями, не желающими признавать победы учеников. Минимализм сценического оформления будит фантазию и вслед за импрессионистами, чьи картины представлены на кулисах, увлекает от реальности все дальше.

В этом спектакле есть и форма представления, и глубина образов. А за всем весельем – грустная, в общем-то, история о сути русского человека: милого, безалаберного и случайно достигающего цели. Так и живем – в балагане-кабаре, под веселящие звуки маленького оркестра.

«Пародия на уголовные рассказы» решена в гротескном ключе. Спектакль не назовешь бунтарским и переворачивающим устоявшиеся формы театра (разве что стол да артисты встают с ног на голову). Этот «фарс-детектив», как сам режиссер определяет жанр, вбирает в себя элементы комедий всех видов, кроме пошлых и скучных, и становится настоящим игровым театром, метко и живописно изображающим выхваченные из жизни картинки.