В Петербурге прошёл XIV Международный фестиваль «Пять вечеров» им. А. Володина. На открытии показали премьерный спектакль Воронежского Камерного театра «Осенний марафон» в постановке Марфы Горвиц.


Это далеко не первое обращение театра к сценарию фильма Георгия Данелии. В новейшее время его ставили в Новосибирске, Улан-Уде, Старом Осколе. Не так давно стал историей спектакль Праудина «Осенний марафон P.S.», преобразовавший володинский сценарий в сложный сценический текст. Обращение к «Осеннему марафону» Марфы Горвиц похоже на попытку совершить «back in U.S.S.R.», расправиться с конформностью, боязнью выделиться из толпы, и прочими комплексами, которые продолжает наследовать наш современник. Дух того времени и его культурные мифы – основа недавних спектаклей режиссёров одного поколения – Волкострелова («Розенкранц и Гильденстерн»), Хусниярова («Утиная охота»), Богомолова («Дракон»). Теперь они взяли в песочницу исследования взаимоотношений человека и истории Марфу Горвиц.

Спектакль неравнодушен к фильму и воспринимает его как часть нашего коллективного бессознательного. Сентиментальной ностальгии во взгляде режиссера нет, есть саркастичный анализ 80-х. Маркеры советского быта незамысловаты: ковёр на стене в комнате Аллы, обшарпанный кафель и неказистые табуретки на кухне жены, водка «Столичная». Здесь есть и более изощренные киноцитаты. «Чёрная коробка» сцены заливается синим в параллель долгому плану с ночным видом на Петропавловку и разведенный Троицкий мост, зелёный символизирует «леса грибные».

В фильме есть сцена, в которой Алла бросает фразу: «А правда, когда Андрей Палыч ест, он на кролика похож?». На что дядя Коля отвечает: «Ну что ты, нормальный человек». В спектакле граница между «кроликом» и «человеком» проницаема, хотя Бузыкину-кролику уделяется основное режиссерское внимание. Действие начинается со сцены в детском саду. На герое – тесный синий костюмчик и розовые «ушки на макушке». Деспотичная воспитательница с портативным магнитофоном в руках отдаёт приказы, остается только покорно слушать её. Пролог уточняет, что психологическую травму получил не только «маленький» Бузыкин, но и все остальные персонажи, бегущие по нарисованному кругу под песенку о «белых снежинках», ту самую, которая звучала в «Джентльменах удачи», а после – в голове у каждого. Режиссёр современного «Осеннего марафона» настаивает, что последствия детства, где тобой понукают и высмеивают внешние несовершенства – закономерность.

Обитатели спектакля – архетипы людей из советского прошлого. В построении образов режиссёр не смущается штампов. Например, большие очки в роговой оправе и туго заплетенная коса до пояса Аллы делают из неё одновременно и круглую отличницу и царевну Несмеяну. Быть угловатым ребенком взрослому Бузыкину только помогают затасканный портфель и старомодный берет. Пластическое исполнение этой роли выражается в повторении нескладных телесных жестов. В сравнении с другими персонажами, герой почти ничего не говорит, зато с легкостью начинает петь на первый взгляд абсурдное «Этой ярмарки краски, разноцветные пляски, деревянные качели, расписные карусели…» в сцене прощания с дочерью. Композиция повторяет кадры фильма, снятые с близкого расстояния, когда вся семья в сборе за просмотром «Семнадцати мгновений весны». Актёры находятся на авансцене, и возникает ощущение укрупнения плана. Однако, семантическое наполнение сцен прямо противоположное. Бузыкин Данелии грустно затягивает застольную песню о тонкой рябине, в спектакле же в ответ на крик о помощи Бузыкин получает реплику жены: «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались…». Дисконнект. Иначе не скажешь.

Бузыкина Горвиц можно сравнить с Зиловым из «Утиной Охоты», который шагнул в 80-е после фильма «Отпуск в сентябре». Перед нами – то же путешествие по миру подсознания героя, будто ему положено рефлексировать на пороге смерти. Клубы дыма на сцене создают фантасмагорическое пространство, контровый свет не позволяет спрятаться ни единому жесту. В финале спектакля герой вновь отдаёт всё самое главное на откуп невербальному: застывает во фронтальной мизансцене в позе серого трусишки, в ожидании контрольного «пиф-паф».