Это преобразование в «Маленьких трагедиях» представлено как ритуал. Во-первых, «Пророк» с растерзанным поэтом — сюжет сам по себе древний и фольклорный по происхождению, а его физиологичность в спектакле Серебренникова напоминает и миф об Орфее, растерзанном вакханками. В «Трагедиях» в их роли выступает Воин, который уничтожает Пророка на виду у скучающих на станции пассажиров и неизменного для современного театра телевизора с одними и теми же новостями о войне из года в год. Во-вторых, эротическая линия в спектакле построена на образе козла, который напоминает и об этимологии названия жанра трагедии («козлиная песнь» была частью дионисийского культа), и о Сатирах как символах плодородия и похоти.
С ритуальностью согласуется и музыка, которая по своей значимости для действия и его восприятия близка к действующему лицу. В «Моцарте и Сальери» это обусловлено сюжетом, но и его Серебренников полностью переосмысливает, включив в трагедию 'Smells Like Teen Spirit'. С помощью песни выражена необходимая для театра мысль: Художник в любое время — это не опрятный перфекционист Сальери, а разрушающий себя и других Моцарт—Кобейн. Но оба они по-своему превратились в коллективном сознании в образы себя (Моцарт в портрет на конфетах, а Кобейн в смайлик-логотип Nirvana). Поэтому режиссеру и нужен новый голос в лице Хаски, который репрезентирует новую эпоху в русской популярной музыке.
Этот выбор, с одной стороны, обновляет образ пророка, а с другой — подчеркивает, насколько другие формы нужны современному искусству для того, чтобы быть пророческим и неизбежным. Поэт становится личностью отнюдь не благодаря рассуждениям о высоких идеалах и чувствах; напротив, современность со всеми ее проблемами и бытом, которые могут казаться недостойными выражения на бумаге или на сцене, каждый раз обретают новый смысл. Отчасти это, конечно, черта всего русского искусства и русской жизни, которая веками стоит на месте, а сменяются только пейзажи. Из поместий получаются панельки, но «черным-черно» здесь было и будет.
И все-таки в этом беспорядке и темноте есть гармония, которая заключается в самой поэтической форме. Упорядоченная речь упорядочивает и сознание; ритм — стихотворный или музыкальный — позволяет найти свою связь с миром, каким бы он ни был. Поэзия служит щипком, который возвращает в реальность и в то же время сохраняет воспоминания о сне. Хорошо, что мы всегда знаем, куда за таким пробуждением сходить.