Сбор в метро, в центре станции «Марьина роща». Людей много, кто из них актеры – непонятно, правда, тот, что с флагом, явно не зритель. Пришедшим дали значок и жетон. Выходим на улицу. Чел с флагом объявляет, что в этом спектакле смысла нет, если мы его найдем – это наши проблемы. Маршрут не простроен, куда свернуть – решаем по нашим жетонам: четный – направо, нечетный – налево (или наоборот). Первый жетон – четный, погнали.

Идем в толпе, болтаем, проходим мимо ТЦ, замечаем парня, висящего на пожарной лестнице, чел с флагом останавливается, мы тоже, парень хриплым голосом читает стихи. Его прерывают работники ТЦ, приказывают слезть, он очень вежливо просит дать ему закончить, заканчивает, спрыгивает, смешивается с нашей толпой, идем дальше.

Грязная куча снега на фоне голых деревьев, одинокая детская площадка, фактура и цветовые сочетания жилых домов – «Неявные воздействия» заставляют выхватить предмет из пространства и рассмотреть его. Спектакль очень кинематографичен: каждое место, где мы останавливаемся, положение актера в этом импровизированном кадре поражают своей композицией и стройностью. Актер останавливается на углу дома, позади него в перспективе стена этого дома, такого же, как тысячи других по всей стране, с бордовыми плиточками у фундамента и грязно-белыми по всей стене – он начинает напевать себе под нос какую-то ужасно популярную песню, название которой невозможно запомнить – и пространство вокруг него становится художественным. Настоящая поэзия фильмов Звягинцева. И так происходит со всей Марьиной рощей. Пока длится отрывок, актер меняет окружающую атмосферу, заполняет собой пространство. И уже кажется, что изумрудная машина во дворе специально припаркована, чтобы актриса в серебристом пуховике села рядом, прямо на снег, и рассказала незатейливую историю любви на расстоянии, и что стену и лестницу дома покрасили в желтый и зеленый только для того, чтобы красные колготки другой актрисы жизнерадостно смотрелись на их фоне.

В таких походных условиях актер беззащитен: ни освещения, ни декораций, ни костюмов, а зритель может подойти на любое расстояние и с любой стороны. Создается впечатление максимальной искренности, будто во время отрывка исполнитель вытаскивает наружу самого себя, и мы уже видим перед собой не актера, а живого человека, раскрывающего перед нами свою душу, произносящего не текст, а свои собственные слова. И уже кажется, что это твой близкий друг, и ты всегда можешь с ним так откровенно разговаривать. Но отрывок заканчивается, внутренний мир актера закрывается, и сразу приходишь в себя: какие задушевные беседы, ты же даже не знаешь, как его зовут. Такая игра в реальность создает ощущение, что «Неявные воздействия» полностью построены на импровизации. Они врываются на территорию реальной жизни и так органично в нее вписываются, что можно забыть, что это спектакль. А вообще-то у постановки есть режиссер (тот самый чел с флагом) и хореограф, а сами тексты, порядок их исполнения и пластические этюды – всё строго определено.

По ходу променада среда и спектакль влияют друг на друга. Случайные прохожие, видящие в спектакле саму жизнь, гораздо чаще оказываются реальными участниками действия, чем зрители, купившие билеты и воспринимающие происходящее как неприкосновенное произведение искусства. Так, например, бабушка, поочередно выбросившая пять небольших мусорных пакетиков в железный бак, создала особый ритм стихотворению о тараканах, которое актриса читала, стоя на этом самом баке. Парень кричит с улицы в окно, зовет Олю. И если не знать о том, что 15 минут назад он читал стихи на пожарной лестнице, можно поверить, что это местный житель. Прохожие: «Уходи, сейчас милицию вызовем!». «Оля», кстати, ответит ему из подъезда соседнего дома. Актриса, тоненькая, худенькая, мило и пронзительно читает какое-то стихотворение на пороге Рижского рынка, несколько бугаев-охранников пытаются вытеснить её оттуда своими животами и окриками, она, не прерываясь, легонько отстраняет их или незаметно оказывается на другом краю крыльца. Вдруг из ниоткуда возникает бабушка, которая проворно подбегает к охране и начинает защищать актрису: «Пускай читает, вам чё!».

«Неявные воздействия» с каждым показом меняются до основания: новые места, часто новые тексты, иногда другие актеры. И после каждой мизансцены, когда актер смешивается с толпой, и мы продолжаем путь, поэзия и жизнь исчезают из этих мест, только успев там появиться, а внутренний мир каждого исполнителя разом закрывается, показывая, как иллюзорна была его доступность.

Спектакль создает свою реальность и взаимодействует с существующей, расширяет способность к восприятию и разрушает обыденность текстами Тцара и Греминой, Сартра и Сорокина, произнесенными на дереве и из подвала.