На волшебном острове духа Ариэля из шекспировской «Бури» собрались обычные люди со своими проблемами - злые, завистливые, пьяницы и шуты, глубокомысленные и уставшие, - а также люди с синдромом Дауна и психическими отклонениями. Люди как люди, - на эту мысль и направлен пафос российского фестиваля «Протеатр», развивающего инклюзивный, то есть с участием людей с инвалидностью, театр.


Немецкий коллектив (Das Theaterensemble des Blaumeier-Ateliers) из Бремена - маленького городка на севере Германии - привез и показал на сцене московского Центра им. Вс. Мейерхольда шекспировскую «Бурю». Пьеса драматурга XVI века органично вписалась в современные российские реалии, - не потому что это социальный театр, который пока что, к сожалению, смотрится все еще «слишком» радикально на российской сцене и потому необходим! На самом деле, коллектив Blaumeier-Ateliers в этот вечер проверял, насколько толерантны зрители к собственным слабостям и порокам.

По сюжету пьесы герцог Миланский Просперо был обманут и свергнут своим братом Антонио. Его миланское кресло занял король Неаполя Алонзо. Ну, разве мы такого не наблюдали, хоть никогда и не были в Милане? Вся свита Алонзо попадает в кораблекрушение, устроенное Просперо, - у последнего есть волшебные способности, так как он является самым принципиальным и честным из героев и за ним, очевидно, всегда должно остаться последнее слово или действие. На минуточку, это же мой начальник, которого имею счастье встречать на работе каждый день, - думает зритель.

Кроме этого, у правителей есть дети, которые по закону жанра влюбляются друг в друга. Эти и многие другие сюжетные линии - обычные вневременные эпизоды из универсальной жизни.

Но вот, на сцену выползает калека Калибан, у которого отсутствуют обе руки и одна нога висит отростком. Принципиальный Просперо заставляет Калибана выполнять для него тяжелую физическую работу на острове и последнему приходится в буквальном смысле проползти по сцене, пытаясь протащить с собой связки бревен. В какой-то момент актер не смог развернуть палки в нужном направлении, а саунд-трек его эпизода уже подходил к концу. И я так и не поняла, что удерживает меня от того, чтобы не выйти на сцену и не помочь Калибану, пусть он и злой «дикарь».

Для того, чтобы увидеть таких персонажей в Москве, достаточно просто выйти из ЦИМа и пройти несколько метров до перехода метро. Может, поэтому немецкие актеры не очень-то играли, а скорее выступали кальками-намеками на кого-то другого. Они редко говорили в принципе, - скорее вздыхали, кричали или пели. А если говорили, то преувеличенно театрально, намекая: «можете не восхищаться нами, но досмотреть и дослушать нас вам придется. А дальше сами будете разбираться».

Было много объективации, как в молодом провинциальном школьном театре, и много реплик апарт, как в самом старом и консервативном театре. Или как в жизни.

Не удивительно, что Калибан поначалу подружился с самым пьяным из персонажей - королевским дворецким Стефано, угощающим его вином. Стефановское тревожное и раздражающее с каким-то даже австрийским акцентом «Тринкуло!» проносилось по залу.