В Пскове прошёл XXV Пушкинский театральный фестиваль. В последние годы он поменял имидж так, что юбилей отмечал не только в компании с «нашим всё» и его няней, но и с модернизированными классиками и даже вовсе современными ребятами. Тексты последних были представлены 17, 18 февраля на режиссёрской лаборатории «Маленькие трагедии (и комедии) XXI века» под руководством Олега Лоевского.

Что такое режиссёрская лаборатория? Театр находит известного театроведа на роль руководителя лаборатории (или известный театровед находит театр). Этот руководитель отбирает тексты, которые будут актуальны для театра, и зовёт несколько режиссёров (чаще всего молодых), с которыми театру будет интересно познакомиться. За 3-5 дней режиссёры вместе с артистами театра делают эскизы. Эскиз – это проба – и выбранного материала, и выбранного режиссёра в предлагаемых обстоятельствах конкретного театра. Понятие заимствовано из лексикона художников, эскиз спектакля – тоже своего рода набросок будущей работы, отражающий основную идею.

На лаборатории в Пскове тема художника прозвучала не только в формате работы, но и в отдельных произведениях. Так, во второй день показа эскизов исследовались диалоги художника и власти – в эскизе спектакля по пьесе «Академия смеха» японца Коки Митани, и художника и семьи – в эскизе по пьесе «Гробница малыша Тутанхамона» американца Эрика Дюфо.

«Академия смеха» ставится во всём мире с 1996 года, в том числе и в России. Правда, если в 90-е, после развала СССР, в период долгожданной и болезненной свободы, это была для нас, скорее, трагикомедия-воспоминание, сегодня она поменяла время на настоящее простое: «я пишу пьесы (всегда)», «я боюсь цензуры (всегда)». В пьесе два действующих лица: драматург Хадзими Цубаки и цензор Мацуо Сакисаки. Первый написал комедию, второй не разрешает её ставить. На фоне арестов деятелей культуры, запретов фильмов тема становится ещё более актуальной. Режиссёр Владимир Смирнов напрямую отсылает зрителя к ситуации с Кириллом Серебренниковым слайдом (как бы случайным) с фото режиссёра в презентации цензора. Кстати, экран, на фоне которого происходит всё действие, периодически добавляет юмора и смыслов в эскизе.

Большую часть времени герои находятся по разные стороны длинного стола для переговоров, как по разные стороны баррикад, и есть лишь несколько моментов в эскизе, когда они приближаются к друг другу. Например, когда Мацуо и Хадзими вместе разыгрывают одну из сцен переписанной «Джулио и Ромьетти». Но это лишь видимость диффузии. Эскиз Владимира Смирнова, на мой взгляд, не о ней. Режиссёр подчёркивает трагедийное начало текста слайдами в финале с отвергнутыми властью реальными художниками. Приём, конечно, «в лоб», элегантным не назовёшь. Но это серьёзная заявка на развитие в будущем спектакле идеи о гениальности, которая рождается режимом и им же убивается.

«Гробница малыша Тутанхамона» Эрика Дюфо – новая для русской сцены пьеса. Художница Джейн Хейли рисует комиксы и оказывается номинированной на престижную премию. И в этот же момент её дочь совершает самоубийство. Комикс о малыше Тутанхамоне, который ищет свою мать в загробном мире, становится параллелью жизни самой художницы, которая с головой уйдя в рисование, на самом деле, пытается понять, что произошло, прийти к тому диалогу с дочерью, который не состоялся в реальности. Режиссёр Елизавета Бондарь уже работала с этой пьесой на «Репетициях» – лаборатории «Театра на Таганке». Видимо, она до сих пор находится в поиске решения, которое похоже на загадку Сфинкса, что пытается разгадать Тутанхамон в пьесе. Сложно сохранить момент комикса, который есть в тексте, на сцене. Видеоряд с этой задачей не справляется. Возможно, поиски решения будут продолжены уже во время постановки спектакля.

Дорабатывать эскиз до репертуарного спектакля – решение, которое принимает руководство театра. И большую роль здесь играет мнение зрителей, по крайней мере, раньше на этом пункте всегда делался акцент: «зритель сам решит, что ему смотреть». Именно поэтому традиционными для лабораторий стали обсуждения после каждого показа и зрительское голосование. Олег Лоевский, основатель формата режиссёрской лаборатории, в своё время придумал варианты: «оставить как есть», «доработать», «забыть как страшный сон». На лаборатории в Пскове в этот раз решили упростить процедуру: зрителям предлагалось просто бросить свой билет в шляпу, если эскиз понравился. Как выбирался лидер зрительского голосования – просто по количеству отданных голосов или с применением более сложных формул – на самом деле, было не очень понятно. Определить же настроение зала на обсуждении после показа эскиза тоже было сложно: зрители делились своим мнением нечасто. Быть может, потому что в зале было много критиков или потому что именно с критиков начиналось каждое обсуждение. Редкий простой зритель захочет говорить после 10 умных театроведов, а уж тем более вступать с ними в спор. Да и встретить простого зрителя на лаборатории не так уж и просто, всё больше это «заядлые театралы», то есть фокус-группа не получается. В общем, мне кажется, пока мы говорим о взаимодействии художника с властью, семьёй, самим собой, тема «художник и общество» остаётся нераскрытой.