Сказки в сталинских лагерях
«Чук и Гек» / Новая сцена Александринского театра
текст: Нелли Когут

Малая форма
  • /
  • /
1
В России на Новой сцене Александринского театра в Санкт-Петербурге (в Москве показан в Центре им. Мейерхольда на фестивале «Золотая маска») идет спектакль Михаила Патласова «Чук и Гек». Утопию гайдаровского святочного рассказа режиссер превращает в кошмар солженицынской документальной эпопеи о ГУЛАГе.

Поезд стремительно удаляется от башенок московского Кремля, что высятся над заснеженной Красной площадью. Сперва – остроконечные запорошенные ели, дальше – все больше снега, белые пустоши и отдаленный город, в центре которого – сторожевые лагерные вышки. Этот город – один из множества раскинувшихся по стране – «архипелаг», как назвал их Солженицын.

В спектакле «Чук и Гек» Патласова этот бутафорский пейзаж расположился на длинном столе, камеры крупным планом выводят его отдельные части на большой экран, где маленькие дома, игрушечный поезд, метель, которая на самом деле дым, начинают жить большой жизнью. Своей жизнью начинает жить и рассказ Гайдара, проявляя свою мифическую, оторванную от реальности сущность. Дружба, сплоченная семья, взаимоподдержка, любовь к своей стране – Гайдар в своих сказках, приправив изрядной долей сентиментализма, чутко откликался на все идеологические запросы эпохи. Но и один из самых страшных палачей «красного террора», участвовавший в истреблении хакасской интеллигенции на Солёном озере – это тоже Гайдар. «Чук и Гек», поставленный на Новой сцене Александринского театра одновременно показывает лицевую, официальную и изнаночную, реальную сторону сталинского режима, и фигура Гайдара здесь едва ли не самая показательная. Спектакль сделан в стиле, который нам известен, например, по работам канадского волшебника-визионера Робера Лепажа или петербургского театра АХЕ – они создают свои миры с помощью макетов и камер, монтируя сказочный и документальные планы.

Патласов извлекает новогоднюю гайдаровскую сказку о воссоединении геолога-таежника с семьей из вакуума советской идеологии и погружает в среду окружающей ее ГУЛАГовской действительности. Светлый миф о торжестве единства – это «та книжка, которая нужна нашим детям», которая, по мнению Крупской (ее голос звучит в начале спектакля), не несет «классово чуждого содержания». Но реальность, как бы не прятал ее за ширмой притчевости Гайдар, проступает наружу ржавыми пятнами. Документальные свидетельства – письма и воспоминания заключенных, лагерного начальства, охраны, нквд-шников, чередуются с повествованием «Чука и Гека». Некоторые сцены прямо запараллелены: родители Чука и Гека бегут навстречу друг другу, разлука была долгой, путь проделан мучительно трудный, но мужчина говорит словами узника ГУЛАГа: «Оставь меня. Начни новую жизнь» - тогда это слышали многие женщины.

В стороже из Гайдаровского рассказа опознается лагерный конвоир в Печорлаге Иван Гайдук, всегда со своей овчаркой наперерез «контре недобитой». Аркадий Волгин болезненно-тщательно ведет тему террористического беззакония, которая не просто результат злой воли диктатора. К слову, Гайдук до сих пор жив, выступает в школах и детских садах и пользуется уважением у себя в Печоре. «Чук и Гек» Патласова – почти антропологическое исследование состояния и поведения людей в условиях ада. И основную работу здесь проделывает Ольга Белинская. Агнесса Миронова-Король - супруга комиссара госбезопасности Миронова, в ее исполнении – это полутона, недосказанности, закономерность и неизбежность зла при всем сопротивлении ему. Смелость, способность любить, вместе с тем глубинный цинизм и тотальное приспособленчество – такое сочетание редко встретишь на театральной сцене. Ее образ проявляется постепенно и воплощает один из самых трагичных сюжетов – палач и жертва в соединении.

Так гайдаровский текст разворачивается в череду частных жизней и судеб, связанных между собой пятьдесят восьмой статьей. Зона диалога, выстраиваемая артистами в финале спектакля, в очередной раз показывает, что бремя того времени мы несем на себе до сих пор: от репрессированных родственников до истории о таксисте, симпатизирующего Сталину, потому что жил он скромно, было у него всего два мундира - повседневный и парадный. И больше ничего.