4 апреля на Другой сцене театра «Современник» в рамках фестиваля «Золотая маска» будет показан спектакль Омского академического театра драмы «Жизнь» по мотивам повести Л.Толстого «Смерть Ивана Ильича». Режиссёр Борис Павлович.



Просыпаешься утром, спешишь на работу, скользя по неубранному льду, чертыхаясь, поскальзываешься, бежишь к остановке. Снова будни, снова будет день, ещё один, когда выходные, не глядя вверх, осторожнее, не упасть. Работа, работа, суета, снова забыл про обед, листаешь ленту фейсбука, вечер, такой короткий вечер, выходной, так быстро. Листаешь ленту, боже, кто-то умер, боже, такой молодой, ужин, завтрак, купить обои, новые занавески, нет, не хуже, чем у других, да, всё идет хорошо. Я иду, жизнь идет...

Спектакль про смерть называется «Жизнь». Перевёртыш? Обманка? Скорее парадокс и вроде бы невозможная правда про то, как иногда жизнь бывает смертью и наоборот. Как всё обращается в свою противоположность…

Действие начинается ещё до третьего звонка. На камерной сцене - бар: столики, стойка, за ней люди в офисных темных костюмах, но без галстуков, с бокалами в руках, с интересом разглядывают рассаживающихся зрителей. С эстрады негромко поёт томная певица в золотом. Приятное завершение дня в приятном месте с приятными людьми.

А потом оказывается, что это поминки. Коллеги покойного вспоминают его, рассказывая нам, словно соседям или приятелям, историю жизни Ивана Ильича. Вначале отстраненно, порой даже чуть иронично, но с приличествующей случаю умеренной скорбью.

И тот самый чиновник из судебной палаты Иван Ильич, которого мы никогда не знали и уже не узнаем, начинает для нас существовать как некий реальный человек, о смерти которого мы прочли в фейсбуке.

Ну прочли и прочли, (что мне Гекуба?), могли бы тотчас же и забыть о нем — ничем не примечательный обыватель — но режиссёр, артисты и гениальный текст Толстого не позволят этого.

В этом спектакле нет заданных заранее ролей, каждый из артистов поочередно произносит текст повести, становясь на время судебным чиновником, который до срока умирает, перед этим испытав не только физические, но и моральные муки за прошедшую впустую жизнь…

И пусть Владислав Пузырников чуть больше Иван Ильич, чем остальные, Лариса Свиркова – чуть больше его жена Прасковья Федоровна, а Алина Егошина – дочь (и одновременно – певица), но каждый из десяти артистов, вышедших на сцену, примерит на себя главную роль, словно попадая в фокус объектива, который перемещается с одного на другого.

Скользнет и в зал, как воображаемый луч софита, ударит в лицо, ослепит, безжалостно напоминая - «и ты тоже!», тем более что актеры то и дело ломают «четвертую стену», втягивая зрителя в пространство толстовской истории.

Не хочется думать о смерти, правда? Не хочется, а думаешь, ужасаешься, отталкиваешь, и снова, невольно нарушая табу собственного сознания, — ну нет, надо же понять, разобраться — что это такое? Как это? Как это будет. Будет?..

Ивану Ильичу не до мыслей о смерти. Ну как же — новая должность с новой зарплатой, новая квартира, приятные хлопоты — устроить свой дом со всеми приличиями.

В не очень большой повести Толстого слово «приятный» и его однокоренные встречаются около 50 раз. Жизнь должна идти приятно и прилично – эта максима Ивана Ильича (как и почти всех из его окружения), может быть, если и не гедонизм, то просто «по-человечески» понятное стремление получать от жизни удовольствие, жить без конфликтов и стрессов, отодвигая от себя всё, что приносит дискомфорт.

Толстой цепляет на крючки тривиальных пустячков, радостей и огорчений: обои для нового дома, невинные развлечения, карьера, проблемы с женой, и вот ты уже ловишь себя на том, что, возможно, это и о тебе тоже.

Артисты очень тонко транслируют собственное отношение к герою, балансируя между иронией и сочувствием, пребывая порой одновременно «в образе» и вне его.

Иван Ильич проживает свою жизнь так, будто он бесконечен. Будто нет и не будет предела ни ему, ни тем «приятностям» жизни, которые единственные его волнуют. Инфантильный эгоцентризм – я в центре мироздания, и мои радости и горести – единственное, что существует и самое важное. Слепота, конформизм и полное нечувствие к бессмысленности собственного существования.

И однажды приходит расплата, время суда, судья становится подсудимым, одновременно и тем, и другим, а известный силлогизм превращается вдруг в самые реальные боль и страх, отчаяние и надежду, одиночество и «приличную ложь» окружающих.

Вот она, подходит к тебе, вот она, ухмыляется, перелистывая фотоальбом твоей жизни, хохочет в голос, громко, цинично. Вот она, рядом, цепко держит за плечи, обдавая холодом, смотрит в глаза, и во взгляде её пустота и черная дыра, затягивающая, ужасная... Вот она, расплата…

Расплата, а, может, и единственный шанс. Может быть, смерть – это самое важное, что сделал Иван Ильич в своей жизни. Единственное, что придало смысл всему предыдущему, что позволило выскользнуть из дурной бесконечности мещанского быта, встать над самим собой, стать шире, глубже, выше – объемнее собственной ограниченности. Понять с последними ударами сердца: «всё то, чем ты жил и живешь, - есть ложь, обман, скрывающий от тебя жизнь и смерть». Но успеть понять и другое – всё еще можно исправить…

Финал в исполнении Александра Гончарука и басовых, низких до мурашек, духовых аккордов, разрешает все противоречия и вполне по-христиански дает надежду на то, что пока человек жив, он может изменить всё, пусть и с последним своим вздохом, может изменить себя, обрести смысл. Режиссёр вместе с автором проведут Ивана Ильича (и нас) сквозь черную страшную дыру и милосердно покажут в конце свет. «Он искал своего прежнего привычного страха смерти и не находил его. Где она? Какая смерть? Страха никакого не было, потому что и смерти не было. Вместо смерти был свет», - пишет Толстой, произносит артист, и тяжелый ледяной комок, застывший в сердце (Человек смертен. Я человек. Я - смертен) испаряется почти мгновенно, как от взрыва, от горячей вспышки.

«Кончена смерть, - сказал он себе. - Её нет больше».