Максим Диденко в спектакле «Я здесь» проверил на театре жанр «картотеки», придуманный московским поэтом-концептуалистом Львом Рубинштейном на границе вербальных, изобразительных и перформативных искусств.

Записав свои стихи на библиотечных карточках, Лев Рубинштейн тем самым преодолевал инерцию и диктат плоского листа. В новой форме текст читается то как бытовой роман, то как драматическая пьеса, то как лирическое стихотворение. Последовательное снятие слоев с этой стопки карточек, продвигающее вглубь текста, в театральной интерпретации также скользит по границам жанров, как зеркало отражает каждый из них, ни с одним из них не отождествляясь. «Я здесь», поставленный Максимом Диденко в новосибирском театре «Старый дом» - это классическая драма, инсталляция, перформанс, видеоарт в разных сочетаниях и проявлениях.

В первой части сложноустроенного спектакля Диденко реконструирует исторический фон и атмосферу советских сталинских лагерей, но в то же время дает безграничную свободу интерпретации. Люди, идущие строем с заломленными назад руками, глухой стук сапог, беспомощная покорность перед человеком в мундире – кинематографически точные образы собираются в единую картину существования человека в условиях тоталитарной системы. Тема взаимоотношения человека и власти, подчинения личности какому-либо глобальному механизму существует здесь на двух уровнях – не только историческом, но и художественном. Автор, чье присутствие «среди нас» в тексте активизирует читателя и дает «освобождающий эффект», в театральной форме превращается в диктатора, чья точка зрения требует беспрекословного подчинения.

Видеокамера используется здесь не как инструмент подглядывания, наблюдения, а жесткого, подчас маниакального преследования. Обнаженные, а затем в тюремных одеждах исполнители по одному послушно выходят к людям в форме и с камерой. Фильтр, примененный к проекции создает впечатление от видеоряда как от документального. А группы исполнителей, снятые панорамой или выборочно, особенно в сценах, когда актеры синхронно строем исполняют маршевый танец или играют в ручеек, визуальное уплотнение массовости достигает максимума, кажется, что людей на сцене в разы больше, чем есть на самом деле. Так «Программа совместных переживаний», как называется эта часть спектакля, превращается в размышление о духоте коллективной жизни, где свободного пространства и пространства, которое было бы не под надзором практически не остается.

Во второй части, основанной на одноименном тексте «Я здесь» Рубинштейна, вместо безликой массы уже конкретные люди, с именами, профессией и некоторыми фактами биографии. Между первой и второй частью – крушение целой вселенной, новые люди на первый взгляд более свободны, обрели индивидуальность, тюремные ватники сменили на яркие пуховики, а монохромное черно-белое пространство первой части вытеснено яркими красными, зелеными, желтыми пейзажными проекциями. И здесь также появляется портрет Сталина, но уже полупрозрачный, сливающийся с фоном. Лишь с некоторых ракурсов можно разглядеть некоторые особо яркие детали - усы и погоны. Репрессивная тоталитарная действительность не растворяется в этой новой жизни бесследно: трагедия, происходящая с каждым, показана здесь сухо, отчетливо и горько, без излишних сантиментов. И даже не сразу понятно, что произошло, все остается на уровне намеков: «Примерно в 14.30 принял машину у сменщика и направился в сторону Домодедова... Итак...И вот…» С каждым из них происходит свое «событие без названия». Люди здесь как страдальцы, живущие в постоянном сопротивлении судьбе, каждый миг вынужденные доказывать факт собственного существования («И вот я здесь... - Откуда ты? Тебя уже не ждали....) Рубинштейн в своей поэзии чутко зафиксировал состояние постоянного предчувствия надвигающейся катастрофы, оцепенения, вызывающего сопротивление любым жизненным переменам. Максим Диденко, анализируя реалии нашего времени, находит это состояние и в нас сегодняшних. Актеры на сцене меняют цветные пуховики снова на тюремную одежду, часы на фоне проекции разрушенного здания с точностью отмеряют секунды и минуты – хтонический монстр нашего репрессивного прошлого все больше пожирает настоящее и уверенно идет с нами в будущее.

Попытка осознать наше время и свое место в нем заканчивается «Черным квадратом» Малевича, который оказывается оборотной стороной портрета Сталина. Условная победа искусства над насилием и в то же время икона русского авангарда, одного из самых протестных, нонконформистских движений, поставившего себе целью изменить общество. «Уходим врозь, не забывай меня…» - ближе к финалу повторяют исполнители в унисон. Молчать, уйти, слиться со средой или громко заявить: «Итак, я здесь!». Быть или не быть – знаменитый вопрос.