Ушел в себя
и потерялся
Зеркало Карлоса Сантоса / Москва
текст: Ольга Тараканова

эксперимент
  • /
  • /
1


В московском доме на Страстном бульваре идет серия показов нового променад-спектакля «Зеркало Карлоса Сантоса». За прогулку по техногенному пространству, которая заканчивается в ресторане, отвечают режиссер Талгат Баталов, многократный номинант «Золотой маски», и автор идеи, продюсер Евгений Кадомский, по совместительству — владелец крупного ресторанного холдинга. Спектакль, объединивший все стереотипы о променад-театре, одновременно пытается подорвать их изнутри. Намерение похвально, реализация вызывает вопросы.


Сперва кажется, что «Зеркало Карлоса Сантоса» — очередное коммерческое променад-шоу. Еще пару лет назад такая формулировка казалась бы странной, но сегодня она вполне убедительно отражает специфически российскую ситуацию: здесь действительно сформировались «законы жанра» и направлены они во многом на коммерческую успешность (в конце концов, даже изначально левый и критический «Remote X» от группы Rimini Protokoll в Москве превратился в вариант проведения корпоратива). Авторы «Зеркала Карлоса Сантоса» уверенно следуют многим из этих законов. Спектакль идет во внетеатральном пространстве: зрителей проводят по специально оформленным помещениям бизнес-центра на Страстном бульваре. Каждый показ — всего для 12 участников: естественно, здесь акцентируется индивидуальность и уникальность опыта. Есть и «знак отличия»: «Зеркало» продают не как спектакль, а как «ресторан», и в конце зрителей действительно кормят ужином. Подобную фирменную черту, впрочему, придумывают более-менее для каждого променад-спектакля, хотя чаще она бывает связана с пространством — будь то старинный особняк в «Черном русском» или старинная московская квартира в недавнем «POSLE».



Проблемы со вписыванием «Зеркала» в конвенции жанра начинаются при попытке реконструировать сюжет. Дело не в том, что драматург Максим Курочкин не стал пользоваться любимым в (квази)иммерсивной среде приемом создания множества сцен, из которых каждый зритель получает лишь индивидуальную выборку. В «Зеркале» все участники проходят одинаковый путь, но рассказать о нем все равно затруднительно. Заранее признав условность следующего описания, можно сообщить вот что: в спектакле существуют две линии, индивидуально-зрительская и вымышленная, которые отражаются друг в друга. Каждая из них получает свою собственную завязку. В первой комнате «психотерапевт» просит зрителей записать на листочках свои мечты, а затем представить, что листочек попал к ним в руки от незнакомца, и описать этого человека. В следующей комнате перед зрителями разыгрывают сценку из жизни разведенной пары. В репликах бывших супругов проскальзывают слова об общем ребенке — кажется, в эту роль и предлагается войти участникам. Актеры как будто не замечают их — так, как родители в процессе ссоры могут не замечать подслушивающего ребенка. Когда бывшие супруги оказываются в постели, зрителей просят надеть наушники. Техногенный голос «дарит» каждому фразу, которая становится лейтмотивом спектакля: «я больше не ребенок».

С этой фразой в голове и мечтой в кармане участники следуют через серию локаций: офис, в котором сюрреалистично танцуют молодые люди в костюмах (хореограф — Александр Андрияшкин), душевую кабину с юношей и двумя девушками за запотевшим стеклом, тюремная комната для свидания (как выясняется — с собой), наконец — морг и детскую спальню. Здесь категорически необходимо отметить блестящую работу художника Ольги Никитиной, пространства которой максимально задействуют все типы восприятия — продуманы и фактура, и запахи, и световое решение. Освещение вообще заставляет выпасть из реального пространства и из потока времени, но об альтернативном «единстве места и времени», о постепенно разворачивающейся истории речи не идет. «Зеркало Карлоса Сантоса» — это именно набор локаций и сюжетных ситуаций, единственной связью между которыми оказываются мотивы мечты и детства.

На подходе к финалу участников просят заново взглянуть на листочек с мечтой — и, при необходимости, что-нибудь поправить. Похоже, авторы предполагают, что опыт прохождения через локации «Зеркала», местами экстремальный — не каждый ведь день в морг на каталке везут, — должен спровоцировать откровенную встречу зрителя с самим собой. Думается, что такой эффект спектакль произведет далеко не на всех. Насмотренному и чуткому к современной речи человеку «Зеркало» может показаться собранием клише — к тому же, не всегда качественных. Апелляции к психотерапии, офисной жизни и супружеским ссорам сами по себе несколько скучноваты, но здесь еще и довольно картонны по языку. Как, к слову, и та солидная часть текста, которая обращена к зрителю и призывает его к самопознанию. Сработает разве что на любителей Карлоса Кастанеды, к фигуре которого, наравне с Санта Клаусом, возможно, отсылает название спектакля (точно никто не знает).

На исходе «Зеркала» довольно неожиданно обнаруживается, что заезженность и тем, и променад-формата понимают и сами авторы. Когда зрителей укладывают в детские кроватки, в наушниках звучит не колыбельная, а иронический комментарий к произошедшему — как будто бы записанный внутренний диалог из головы участника. Голос характеризует спектакль как «противоречивый, непонятный», отсылает к пониманию променад-театра как опыта, события, цитирует распространенный зрительский комментарий — «есть точные попадания; в меня, в мою ситуацию». И, главное, — признается, что непонятна цель. «Освобождение», которое предлагает в качестве цели «собеседник», звучит весьма расплывчато.

Подобные высказывания, хоть и менее явные, пронизывают на самом деле весь спектакль. Иногда они даже заставляют спросить, не является ли клишированность текста сознательной авторской провокацией. Решение завершить спектакль в ресторане (хотя на самом деле ресторатор Кадомский позвал режиссёра Баталова именно что придумывать предысторию для ужина) на этом фоне тоже выглядит ещё одной издёвкой над коммерческим характером променад-театра в России. В общем, хотя бы «два раза почувствовать иронию», как говорит голос в детской, приходится каждому зрителю. И пусть даже критическая интерпретация ужина быстро сменяется удовольствием от хорошей кухни, а вопросы спектакля к себе становятся скорее частью шоу и своеобразным видом юмора, в целом появление внутри променад-театра авторефлексивных тенденций следует оценивать однозначно положительно. Сомнения в праве на собственное существование, необходимость постоянного самооправдания во многом и делают искусство по-настоящему взрослым. «Зеркало Карлоса Сантоса» показывает: променад-театр больше не ребенок — но пока еще, конечно, не взрослый.