Анимация Алексеевой иллюстрирует саму суть текста. Он физиологичен и телесен. Чтобы не переживать, нужно «прочистить желудок». Кошмар входит «в суп, который они ели». Но больше всего, конечно, физиологичен и телесен главный герой — Ваня. Он переживает все свои жизненные ситуации и эмоции исключительно через свое тело, причем тело это фрагментарно. Особенно в нем выделяется рот: он набивает «рот до отказа яйцами вместе с конфетами и сыром», окружающие, пристально вглядывается «в его жующий рот», наблюдают, как «он ел: аппетитливо, выжимая все соки из пищи и урча», и в финале «Ваня жадно проглатывал все». Желания Вани выстраиваются в предельно простую цепочку: сначала — удовлетворения физиологических потребностей, а потом — желания власти. Его непомерно разросшееся тело пожирает все вокруг себя, как диктатор, медленно поглощает свое государство, убивая тех, кто его кормит. Владимир Раннев, представляя «Прозу» в рамках одного из показов в Электротеатре, сказал, что для него она олицетворяет психологический анамнез российской социально-политической действительности. Он писал оперу про власть, про то, откуда она берется, и как с этим жить дальше.

Музыка оперы — акапельная хоровая партитура, но вовсе не на тексты Мамлеева, которые мы видим на экране. На восемь голосов распеваются отрывки из чеховской «Степи». Рты производят только визуальные тексты (рассказ Мамлеева «Жених»), а голос «Прозы» («Степь» Чехова) акусматичен. Авторы лишают зрителя одного из главных пространственных ориентиров — визуально и физически идентифицируемого источника звука, таким образом воплощая в самом механизме театрального действия акт власти.

Однако поиск источника звука может повлечь за собой интересные переключения между режимами «видения» и «слышания». И в этом смысле «Проза» знакова. Она стоит как бы на грани визионерского театра и чего-то нового — театра, который по-другому воздействует на органы чувств. Не исключено, что «Проза», в которой затрагивается вопрос природы звука и соотношения визуального и аудиального, станет одной из поворотных точек в истории современной оперы. Как когда-то технологические изменения, коснувшиеся звука (звукозапись и радио) стали, по мнению теоретиков sound studies, основанием модернистского поворота в культуре.