Спектакль совмещает две формы высказывания: самопрезентация и голосование. В рамках первой люди кратко рассказывают о себе, схематично танцуют национальные танцы, на пфд проживают свой обычный день. В рамках второй – выражают мнение по морально-этическим и социальным вопросам. Способы голосования по ходу спектакля меняются. Самый безобидный из них - занять место под табличкой «я» или «не я» спустя некоторое время обостряется условием, что голосовать могут только те, кто принимал участие в прошлых выборах – и количество голосующих уменьшается почти вдвое. На некоторые вопросы – кто изменял своему партнёру, кто брал взятки, кто желал смерти членам своей семьи – участники спектакля согласились отвечать только анонимно. Отсюда новый способ голосования: в темноте, включая фонарик, если согласен с утверждением. Смена способов высказывания и видов голосования помогает зрителю не терять концентрацию в информационном потоке, обрушивающемся на него со сцены.

Другой вопрос стоит ли доверять этой информации. Во время просмотра складывается как минимум две модели восприятия:

1. это не актеры, они так искренне говорят, и, кстати, нам в самом начале спектакля обещали, что всё по статистике => значит, правда => верю
2. это спектакль => художественный вымысел => я не верю

Границу между тем, что поставили режиссеры, а что привнесли сами участники, провести невозможно. Также как и узнать, говорит человек за себя или за статистику, смущается потому, что никогда не выходил на сцену или потому, что приходится говорить не то, что он думает. А меж тем на экране, расположенном над зрителем, транслируются указания и текст для исполнителей. Итак, принимать всё это на веру нельзя, информативная ценность «100% Воронежа» снижается.

От выбора модели восприятия зависит и отношение зрителя к исполнителям: как к актерам или как к обычным людям. Оценка их личностных качеств и поведения на сцене борется с сочувствием к ним и пониманием их проблем. Воронежцы предстают скорее не как часть художественного целого, а как личности. Еще в самом начале спектакля, когда актеры представляют себя, зрителя

так и подбивает похлопать каждому, но сила этих аплодисментов явно разнится. В итоге, складывается отношение и впечатление скорее об этих конкретных людях, чем о самом спектакле, хотя, если верить статистике, он не слишком бы изменился при другом актерском составе.

Задачи раскрыть каждого исполнителя у спектакля нет – их там сто человек, всё-таки – зритель видит только готовые мнения без объяснения мотивировок. Заглянуть в их внутренний мир можно только мельком во время самопрезентации и открытого микрофона, догадаться о чем-то по интонации, одежде и предметам, принесенным с собой. Да, они раскрываются, произносят трудные для себя слова о скорой смерти или о непонимании того, как устроена жизнь, но это так мимолетно, что теряется в общей массе, в лавине информации и, к сожалению, обесценивается. Человек на секунду становится личностью, выныривает из толпы, делая над собой усилие, и вновь погружается в нее. Самоценность трепетно раскрывающегося человека была заслонена для меня чувством обиды за каждого, за бесполезность их искренности, желанием заступиться за них.

Эти чувства усиливались еще и из-за реакции зала: вялые аплодисменты, недовольные строгие лица, выжидающе-оценивающая атмосфера. Воронежцы иногда рассуждают наивно, немножко по-детски, наивность осуждается. Во время открытого микрофона пожилой мужчина, герой ВОВ сказал, что было бы правильно переименовать Волгоград обратно в Сталинград – конец его фразы был заглушен свистом и резкими криками зрителей. А в очереди в гардероб я услышала отрывок из обсуждения спектакля: «город фашистов и необразованных людей». И хотя больше половины воронежцев отрицательно высказалось по поводу сексуальных меньшинств, еще непонятно, кто более нетерпимый: приехавшая или принимающая сторона.

Ощущение, что провинциалов привезли на потеху московской интеллигенции, которая пришла на прославленных иностранных режиссеров, а сталкивается лицом к лицу с обывателями и вынуждена слушать и смотреть на них в течение двух часов. Всё-таки фестиваль «Золотая маска», ежедневные спектакли, и вдруг среди всего этого искусства – живые люди (если, конечно, всё было искренне), зрители были немножко не готовы к этому. Все мы немножко в башне из слоновой кости, вы говорите нам о своей боли, о своих проблемах, но мы не успеваем подключиться до конца, а если и сопереживаем, то, правда, не знаем, как быть, как это исправить. В конце спектакля в зале зажгли свет, и зрители тоже смогли принять участие в голосовании. На вопрос «Кто хочет съездить в Воронеж» голосов «за» было процентов 15. Так пространство и аудитория обозначили еще одну проблему общества, изначально не заложенную в спектакле: отношения народа и интеллигенции.

Декларируемая цель спектакля – показать микромодель общества. Да, спасибо. «100% Воронеж» упоминает десятки важных вопросов, затрагивает их по касательной. Но что нового и принципиально важного он дает? Мы и так знаем все эти проблемы и часто неутешительную статистику, «100% Воронеж» подтверждает наше знание и только. Достоверности, глубинного раскрытия личности и проблем общества, сюжета, музыки, оформления сцены – ничего нет. Складывается ощущение, что тебя обманули. Да, искусство никому ничего не должно. Но хочется хоть чего-нибудь! (Кроме демонстрации разнообразия мира, нескольких минут сопереживания и подтверждения, что «всё плохо».) Возможно, наибольшей ценностью этот спектакль обладает для самих участников процесса: актеров и режиссеров, для одних это выход из зоны комфорта, а для других – исследовательская работа, приобщение к чужой культуре.