ЮЮ
Буквы не то, чем кажутся

Текст: Андрей Королев

Фото: Екатерина Цветкова
  • /
  • /
1
Мы давно уже привыкли сокращать должности, названия организаций и произведений до аббревиатур. Поэтому название спектакля МХТ «Юбилей ювелира» (режиссер Константин Богомолов) укладывается во рту, наподобие имени – «ЮЮ», в котором – о, англоязычный век – дважды слышится «you». В этой постановке 2015 года главный герой Морис Ходжер тоже, в общем-то, напоминает предпоследнюю букву алфавита: эдакий потенциальный ноль, но пока еще с палочкой – щеголеватый старик на пороге смерти. Он вынужден сделать выбор между двумя почти одинаковыми женщинами – своей женой и королевой Великобритании. «Кому из вас в три года была знакома буква "ю"? Никому; вы и теперь-то ее толком не знаете», – говорил герой поэмы Венедикта Еровеева «Москва–Петушки». Это утверждение оказывается верным и для ювелира Богомолова: ничего-то ты не знаешь, Морис Ходжер.
«ЮЮ» — история последних месяцев жизни старого ювелира Мориса (Олег Табаков), умирающего от рака накануне юбилея. Он живет в дешевой квартирке с женой Хелен (Наталья Тенякова), семейная жизнь с которой давно трещит по швам, и тихонечко выпендривается перед сиделкой Кэти (Дарья Мороз). А всё потому, что он грезит о визите английской королевы: почти 60 лет назад он случайно провел с ней вечер накануне ее коронации, и та пообещала прийти к Морису на 90-летие. С тех пор он, как волк, смотрит в лес — в чащу тв-трансляций о жизни венценосной особы. Правда, Хелен уверена, что встреча — всего лишь выдумка Мориса.

Между пьесой Николы МакОлифф и постановкой Богомолова есть существенное отличие, которое изменяет смысловые акценты. В тексте настоящая Королева все-таки приходит в гости, недалекая жена застывает в позе гоголевского Городничего, а ювелир умирает со счастливой улыбкой на лице. Богомолов строит свой спектакль иначе: вместо Королевы к Морису на юбилей заходит переодетая Хелен. Режиссеру неважно, встречал ли ювелир Королеву на самом деле, он фокусируется на сравнении двух женщин и предлагает герою выбрать из них ту самую «only you», из-за которой тот когда-то душу цветущую любовью выжег. Но как отличить две совершенно одинаковые буквы «ю», которые полвека назад слились для Мориса в один протяжный вой, от которого незаметно сыпятся волосы с головы, тело дряхлеет, а глаза — главный инструмент ювелира — видят всё хуже? В том-то и дело, что никак: во время последней сцены Морис как будто бы одновременно разговаривает и с Королевой, и с собственной женой.
На слияние этих двух образов работают экраны в верхней части сцены, отвечающие за лирические элементы спектакля, в котором прохладная сдержанность — ключевая черта актерской игры. Экраны периодически опускаются, заслоняя декорации и героев, сообщая зрителю ремарки и другие полезные сведения. Так, в частности, они уточняют, что память — это всего лишь клетки мозга, а рак умножает клетки. Следовательно, рак умножает память, а значит наложение воспоминаний и образов — естественное положение вещей для больных в терминальной стадии рака. Примечательно, что эта стадия, по большому счету, может охватывать весь период жизни человека, поскольку даже титр «Начало.» Богомолов выводит на экраны с точкой: всё, что рождается, обязательно умрет в конце. Это очень точно характеризует Мориса, который всю жизнь провел в ожидании этой точки, с самого начала сконцентрировавшись на последней букве алфавита.

Симметрия между двумя «ю» — синицей в руках и журавлем в небе — показывает, как желаемое и действительность сливаются для героя в одну реальность. Это похоже на то, как две параллельные прямые в трехмерном пространстве превращаются при определенном ракурсе в одну сплошную полосу. Другое дело, что даже при поглощении векторы этих прямых указывают в противоположные стороны: такой тянитолкай работает во всем пространстве спектакля. Так борются между собой и не существуют друг без друга субъективная память Мориса и объективная реальность, жена Мориса и королева, обещание жить и необходимость умереть, непримечательная смерть весной и финал тяжелых отношений. Эта амбивалентность прослеживается и в контексте, который добавляют в повествование сценические экраны. С одной стороны, они напрямую заявляют, как в эпиграфе к «Дару» Набокова («Дуб — дерево, роза — цветок...»), что «смерть весной — это просто смерть весной». С другой — эти же экраны показывают запись встречи молодого Мориса с королевой, которая из однозначного документа превращается в руины воспоминаний, искаженных помехами и неестественностью изображения юного ювелира, омоложенного компьютерными технологиями.
Барьером, отделяющим и склеивающим эти параллели, становятся декорации спектакля, условность которых (патологоанатомический разрез квартиры, нарочитая чернота закулисья в окнах) позволяет увидеть в судьбе ювелира типичную историю дисфункциональной семьи. Зазор между актером и персонажем — Олегом Табаковым и Морисом Ходжером — периодически неуловим: ОТ сыграл эту роль накануне своего 80-летия, и эта зеркальность производит сильнейшее впечатление. Через три года после премьеры «ЮЮ» скончается и сам Олег Павлович, в роли Мориса обещавший смерти еще немного побыть среди людей. Что ж, обещанного три года ждут. Впрочем, это совсем уж случайное совпадение...

Мы давно привыкли сокращать слова до аббревиатур, а людей — до небольшого набора исключительно полезных для нас функций. Правда, слова и люди от этого не теряют своего значения, разве что — в наших глазах. В апокалиптическом финале «Москвы—Петушков» возникает буква «ю» — не последняя, более-менее понятная буква алфавита, а предпоследняя, неосмысленная: возможно, это значит, что для героя еще не наступил конец. В оглушающем молчании, юлой закручивающем финал «Юбилея ювелира», чувствуется острая нехватка Королевы-Хелен, только что навсегда покинувшей старика-ювелира. Этот вектор от человека к человеку едва уловим, как и смысл всего, что так и не смог сказать Морис, который со смертью в кармане, там, в 2015 году, незаметно менял начертание буквы «ю» и уже двигался в сторону ОТ.